Моя семья

Родился я в простой рабочей семье. Моя мама, Валентина Никитична, была медсестрой. Папа, Юрий Михайлович, работал мастером подсобного строительства, а незадолго до моего рождения он был каменщиком. Сестра Ирина страше меня на 9 лет, соответственно, в момент моего рождения она была школьницей и училась в третьем классе. Семья, в которой я родился, была типичным представителем простого советского народа с материалистическим мировоззрением.

Детский сад

Удивительно, что в памяти осталось много отчётливых воспоминаний из самого раннего моего детства. Я помню некоторые события, происходившие со мной, когда я был в яслях, в детском саду. Помню детские лица и имена некоторых детей, с которыми посещал садик, такие как Света Бурдонова, Стрельцов Валера, Виталик Пинчук, Вася Есин. Помню, что нашу воспитательницу завли Лидия Фёдоровна (кажется, Гусева), а нянечку — Мария Фёдоровна. Интересно было бы сейчас посмотреть на кого-нибудь из них и что-нибудь узнать об их судьбе.

Мои родители

Вот какими молодыми и красивыми были мои родители в Петровском доме отдыха в 1964 году, когда моей сестрёнке было всего лишь 3 годика, а меня ещё не было. Никак не могу представить и понять, как это могло так быть, что меня когда-то не было. Тем не менее, это факт. Зато, глядя на эту фотографию, я могу представить себе то, как примерно выглядят мои родители теперь.

Мой отец

Мой отец родился 10 августа 1934 года на Андреевском руднике Саралинского района Красноярского края СССР. Мой дед Михаил добывал золото, а отец ему помогал.

Война отняла у моего отца родителей. У него остались старший брат Павлик и сестра Татьяна. Тётя Таня была ему вместо матери.

20 янваоя 1957 года отец создал свою первую семью, взяв в жёны Любовь Ивановну Чуйко, 1932 года рождения. Их брак был зарегистрирован в городе Станиславске. Первая жена моего отца родила ему сына, которого он назвал, как и меня, Сергеем. Так что, возможно, где-то на белом свете живёт мой сводный брат, которого зовут так же, как и меня: Сергей Юрьевич Ковригин.

Однажды его Любовь поехала отдыхать в дом отдыха одна, без мужа. В доме отдыха за ней стал ухаживать мужчина. Всё это закончилось изменой, которая и стала, по словам отца, причиной разрыва их отношений. Они просто серьёзно поссорились и разбежались, даже не удосужившись официально оформить свой развод. Так мой отец всю жизнь и проходил с этим штампиком в паспорте, ставшим вечным памятником былой любви и первого брака. Вот он этот штампик, из-за которого он не смог официально зарегистрировать брак с моей мамой:

16 мая 1962 отец года поступил на работу в Воронежское Дорожно-строительное управление на должность технолога-нормировщика. 10 сентября 1962 года он был уволен в связи с переводом моей мамы в другую местность.

Мои игрушки

Из моих игрушек раннего детства я помню мозаику, которую мне подарил отец, когда я с мамой навещал его в больнице (сколько радости было!), машинки и пластмассовых солдатиков, а также игрушечный автомат с круглым магазином, как у советских солдат времён Великой отечественной войны.

На свадьбе моей сестры во время монетного дождя я насобирал много денег — 21 рубль (мама в месяц тогда зарабатывала 180 рублей). На эти деньги она купила мне широкоплёночный фотоаппарат «Фэд», с помощью которого можно было делать довольно-таки неплохие фотоснимки. Этот фотоаппарат положил начало моего увлечения фотографией.

Отчий дом

Жили мы в очень скромных условиях. Удобства были во дворе. За водой приходилось ходить с двумя вёдрами к ближайшей колонке, которая находилась на углу квартала. Наш дом был примерно в центре этого квартала. Поход за водой занимал приимерно 15 минут. Этот деревянный дом на четыре квартиры был построен немцами в 1917 году из толстых брусов. Крыша похожа на те сказочные крыши домов из немецких сказок, на которых ютился всеми детьми любимый не в меру упитанный бомж Карлсон.

Родной город

Моей родиной является небольшой поволжский городок Маркс. Этот город был построен несколько столетий назад немцами, прибывшими по приглашению императрицы Екатерины заселять необжитые поволжские территории. Город расположен на правом берегу Волги. После революции он назывался Marxstadt, был столицей Автономии немцев Поволжья, в нём говорили по-немецки и обучали детей в школах на немецком языке. У меня сохранился даже немецкоязычный учебник немецкого языка за 7-й класс, по которому немецкие дети в моём городе изучали немецкий как родной (а не иностранный).

Мой отчий дом, недавно сгоревший, находился у самого берега Волги. Места там необыкновенно красивые своими живописными пейзажами. Волга в том месте широкая, левобережные холмы похожи на горы, вокруг несколько роскошных пляжей. А в 30 минутах ходьбы от дома находится тот самый роддом, в котором я, собственно, и родился.

Баба Настя

Мои родители были исключительно добрыми, заботливыми и честными людьми. Эти же качества они прививли нам, их детям.

На углу нашего квартала, как раз рядом с колонкой, к которой мы должны были ходить с вёдрами за водой, жила-была бабушка Настя. Это была полноватая добродушная женщина, потерявшая одну ногу. У неё никогда не было даже инвалидной коляски. Вначале у бабы Насти был сын, которого я тоже смутно помню. Но однажды её сына не стало — он утонул в Волге, попав под лёд. Мы все её называли "баба Настя". Наша семья стала ухаживать за бедной женщиной. Каждый раз, когда кто-нибудь из нас шёл по магазинам, мы заходили к ней с вопросом, не купить ли ей что-нибудь в магазине. Моя сестра и мама помогали ей мыть полы, и не только. Я был маленьким, и каждый раз, когда навещал бабу Настю, где-то в глубине души всякий раз надеялся, что она угостит меня конфеткой. Часто так оно и было. Когда же мои ожидания не оправдывались, и она меня ничем не угощала, я иногда втайне огорчался. Забота об одиноком больном человеке была бесценным уроком доброты и неравнодушия в моём воспитании. И только сейчас я понимаю, что польза от этого была взаимной. Её жизнь мы делали счастливее. А в наши души закладывались жемчужины добродетельного воспитания.

Непослушание и наказания

Как и все нормальные мальчишки, я иногда не слушался своих родителей. Иногда за непослушание меня наказывала сама природа по её законам. Но чаще всего, любящие меня родители. Обычно, меня непослушного ставили в угол.

Помню, однажды, (мне было годика три) как мама предостерегала меня от какого-то там страшного тока, который живёт в розетке, который до того страшный, жуткий и опасный, что может меня убить. Слово Слово «убить» мне тогда ещё ни о чём ни говорило. И мне стало жутко любопытно, что же это такой за ток там живёт странный, почему я его никогда не видел и с ним до сих пор не знаком. Запретный плод, как известно, кажется сладким. Меня охватило распирающее любопытсясво. Я еле дождался, когда мама уйдёт в другу комнату, схватил ножницы и сунул их в розетку, вопреки материнской заповеди. Меня затрясло, из розетки посыпались искры, пошли круги перед глазами. Мама подскочила и оторвала меня от розетки. Так она первый раз спасла мне жизнь. Я же понял значение прилагательного «страшный». Не так же ли бывает с нами, грешниками, когда мы относимся к Заповедям нашего Небесного Отца так, как я отнёсся к заповеди моей матери?

Когда я впервые узнал, что такое деньги и что на них можно что-то купить, мне захотелось купить себе торт и съесть его самому. А дело было летом в посёлке Анна Воронежской области, где мы были в гостях у бабушки с дедушкой. У меня созрел хитрый план, который я тут же осуществил. Я пришёл к бабушкиным соседям и сказал им, что бабушка просит у вас рубль взаймы. Я сказал это, видимо, так убедительно, что мне поверили и дали. Рубль мне казался в тот момент большой деньгой, ведь в нём целых сто копеек. А до ста долго считать нужно. Радостный я побежал в магазин и купил себе на этот рубль торт. Возвращаясь с этим тором домой я думал: «Как жаль, что я не могу принести этот торт домой и угостить им всех, мне ведь теперь нужно скрывать это тёмное дело». О том, что это тайна скоро раскроется, мне даже в голову не приходило. Я был маленьким ребёнком, которого интересовало лишь настоящее.

Ел торт в поле под кустом. Сначала слизал весь крем. Затем съел четверть торта и уже наелся до отвала. А так жалко было выбрасывать остальное. Через силу заставил себя съесть ещё четверть торта, а оставшуюся половину не помню, то ли спрятал, то ли выбросил, и побрёл домой с тяжёстью в желудке, приторным неприятным чувством во рту и разочарованием в душе. Но это было только начало, потому что дома давно уже всё тайное стало явным.

Соседи сразу же заподозрили что-то неладное. Рубль-то они дали, но, видимо, из окна увидели, что после этого я пошёл не в торону бабушкиного дома, а в сторону центра посёлка. Они тут же пошли к бабушке (дом-то её был через улицу) и всё ей рассказали.

На пороге меня ждала мама с грозовой тучей на лице. Ну а дальше она меня хорошенько отругала, после чего я получил свою первую порку. Мама сама же меня потом и отшлёпала у себя на коленях. Я до сих пор ясно помню комнату, где это происходило. Помню, с каким любопытством в неё заглядывали мои двоюродные братья, когда меня наказывали. Хорошо, что в те времена не было ювинальной юстиции, а то меня могли бы забрать от моих любящих родителей, навсегда покалечив мою душу и судьбу. Сегодня я благодарен моей маме за такое воспитание, потому что понимаю, что именно в такие неприятные моменты наказаний я понимал, насколько плохо быть вором и обманщиком. Кто знает, может быть я стал бы вором, если бы не своевременная строгость воспитаня? В наши дни такие каказания назвали бы жестоким обращением с ребёнком. Но если бы благодаря своей безнаказанности я стал бы вором, то мог бы попасть в тюрьму, и вся моя жизнь и дальнейшая судьба сложилась бы иначе. Моей любящей матери, будь это в наши дни, законы запретили бы меня нормально воспитывать и наказавать, но они позволили бы равнодушным и ненавидящим зекам избивать меня в тюрьме, если бы я туда попал. Где логика? Насколько уж лучше для меня было потерпеть одну минуту шлепки от матери, чем годами потом терпеть тюремные издевательства злодеев, потеряв всё?!

Не думайте, что такая строгость моего воспитания была чем-тообычным. За всё своё детство, включая школьные годы, родители меня отшлёпали всего два раза (один раз мать, другой раз отец). В отстльное время, когда я был непослушным, меня ставили в угол минут на 15-20.

Был у меня однажды рецидив. Но это было уже в Марксе. Пошарил я по папиным карманам и нашёл у него в кармане рубль. Пошёл в ближайшую кулинарию (она была у пристани), купил там торт и принёс его домой. На этот раз я принёс его открыто, чтобы угостить всех и задобрить, надеясь тем самым смягчить грядущий гнев моих родителей. Похоже, мне это удалось. По крайней мере, мне удалось избежать порки, но, увы, не наказания. На этот раз наказание было пострашнее: мама взяла меня за руку и заставила отнести этот торт в кулинарию и признаться продавцу, что я купил его на украденные мной у отца деньги. Не могу передать словами, как мне было стыдно! Я просто сгарал от стыда, возвращая купленный торт. Но это стало для меня ещё одним хорошим уроком на пути к благочестию.